(no subject)

[lesnick]

15 декабря 1977 года погиб
Александр Аркадьевич Галич

Посмертная благодарность Галичу

Чем сердцу русскому утешиться?
Кому печаль свою расскажем?
Мы все рабы в своем отечестве,
но с революционным стажем.

Во лжи и страхе как ни бейся я,
а никуда от них не денусь.
Спасибо, русская поэзия:
ты не покинула в беде нас.

В разгар всемирного угарища,
когда в стране царили рыла,
нам песни Александра Галича
пора абсурдная дарила.

Теперь, у сердца бесконвойного
став одесную и ошую,
нам говорят друзья покойного,
что он украл судьбу чужую.

Я мало знал его, и с вами я
о сем предмете не толкую —
но надо ж Божие призвание,
чтоб выбрать именно такую!

Возможно ли по воле случая,
испив испуг смерторежимца,
послав к чертям благополучие,
на подвиг певческий решиться?

Не знаю впредь, предам ли, струшу ли:
страна у нас передовая, —
но как мы песни эти слушали,
из уст в уста передавая!

Как их боялись — вот какая вещь —
врали, хапужники, невежды!
Спасибо, Александр Аркадьевич,
от нашей выжившей надежды.

1988
Автор этого посвящения Борис Чичибабин скончался тоже 15 декабря

* * *
Песни Галича пользовались большой популярностью в интеллигентской среде и особенно у представителей точных наук, в связи с чем нельзя не вспомнить одну историю. В 1966 году, живя в подмосковном писательском доме в Переделкине, Галич впервые побывал на даче Чуковского, где собралась большая компания людей, и пел свои песни. Корней Иванович выслушал все и сказал: «Ну ладно — это всё ваши актерские штучки, а вы мне покажите, чтобы я это глазами прочитал». Назавтра Галич принес ему отпечатанный на машинке сборник своих стихов. Чуковский взял их почитать и на следующий день написал на этом сборнике, перефразировав Пушкина: «Ты, Галич, Бог — и сам того не знаешь». Тогда же Чуковский признался Галичу: «А я ведь думал, Александр Аркадьевич, что русский язык я знаю…», и потом, как утверждает Алена Архангельская, сделал две дарственные надписи на двух своих книгах: «Саша, Ваши стихи будут расходиться, как «Горе от ума» Грибоедова» и «Саша, Вы продолжатель великого дела Некрасова». Поэтому он всячески пропагандировал творчество Галича и рекомендовал своим знакомым — часто звонил ему и не терпящим возражений тоном ставил перед фактом: «Саша, через час машина у подъезда. Ко мне с гитарой». А если Галич пытался возражать, что у него на это время уже что-то назначено, то Чуковский говорил: «Ну, что такое назначено? Я вас жду. Приезжайте».
И вот однажды Чуковский так же пригласил Галича к себе на дачу, в большой кабинет-гостиную, представил его гостям, и Галич начал петь. А рядом с ним сидел какой-то чрезвычайно замшелого вида пожилой человек в галстуке, надетом на ковбойку с вывернутым воротником. Он очень внимательно и хмуро слушал Галича, но при этом все время ерзал и сопел, мешая ему петь. Когда Галич спел про физиков, этот человек наклонился к нему и спросил: «У Вас эта песня, вот она как родилась — у Вас была какая-нибудь физическая идея о возможности контрвращения Земли или Вы это так ненароком обмолвились?» Галич подумал — ну совсем дурачок, что с ним разговаривать… И сказал: «Ну какая, помилуй Бог, идея?!» — и отвернулся. Через некоторое время Чуковский объявил перерыв, и все перешли в соседнюю комнату, где подавали чай, коньяк и бутерброды. Здесь хозяин начал знакомить Галича с гостями и подвел его к этому человеку: «Вот, познакомьтесь, Саша, это наш знаменитейший физик Петр Леонидович Капица, ученик Резерфорда».
Через несколько лет Галич выступал в институте Капицы на последнем юбилее Льва Ландау, а на следующее утро ему позвонил кто-то из ассистентов Капицы и сказал: «Петр Леонидыч просил Вам передать, что в Сахаре выпал снег».
Чувствуем с напарником – ну и ну,
Ноги прямо ватные, всё в дыму,
Чувствуем – нуждаемся в отдыхе,
Чтой-то нехорошее в воздухе.
Взяли «Жигулёвского» и «Дубняка»,
Третьим пригласили истопника,
Приняли, добавили ещё раза,
Тут нам истопник и открыл глаза-
Про ужасную историю,
Про Москву и про Париж,
Как наши физики проспорили
Ихним физикам пари.

Всё теперь на шарике вкривь и вкось,
Шиворот-навыворот, набекрень,
И что мы с вами думаем день – ночь,
А что мы с вами думаем ночь – день.
И рубают финики лопари,
А в Сахаре снегу невпроворот,
Это гады физики на пари
Раскрутили шарик наоборот.
И там где полюс был – там тропики,
А где Нью-Йорк – Нахичевань,
А что мы люди, а не бобики,
Им на это начихать!

Кончил ту историю истопник,
Вижу, мой напарник, ну, прямо сник, -
Раз такое дело – гори огнём,
Больше мы малярничать не пойдём!
Взяли в поликлинике бюллетень,
Нам башку работою не морочь!
И что ж тут за работа, если ночью день,
А потом обратно – не день, а ночь!
И при всей квалификации
Тут возможен перекос,
Это ж, братцы, радиация,
А не просто купорос!

Пятую неделю я не сплю с женой,
Пятую неделю я больным-больной,
Тоже и напарник мой плачется,
Дескать, он отравленный начисто.
И лечусь «Столичной» лично я,
Чтоб совсем с ума не стронуться,
Истопник сказал: «Столичная»
Очень хороша от стронция!
И то не верится, то верится,
Что минует та беда...
А шарик крутится и вертится,
И всё время не туда!
Это 1962 год, вторая или третья песня Александра Галича, написанная не для официального сценария или официальной пьесы, а для домашних концертов и «Магиздата», – «Про маляров, истопника и теорию относительности».
Материал подготовила Ольга Святкина
(малость правки в песенке – gurzo, sorry).

Каждый неповторим,
любой невосполним.
Но страшная утрата – Галич и Высоцкий – отдельный разговор.

Comments

[dushakov.livejournal.com]

Болен? (Я ж не спец).
"Белочка"? "Песец"?

[Как бы КГБ]

[gurzo.livejournal.com]

В песках пустыни выпал снег –

как медуза в разогретом песке.