(no subject)

[lesnick]

Сергей Никольский

Глобус. Город. Вечер. Вино. Постель.
И чтобы зазноба была стерильною, как Пастер,
чтобы ни с чем не связанный эпизод...
Есть такие, кому везёт.
Чтобы молчала и в трубку не надоедала хрипло.
Чтоб не липла.
Чтобы юбка, глаза, красный рот, порода,
но чтобы нейтральная, как азот.
И без кислорода.
Потому что любого страшит излом,
и когда завязывается узлом
в середине
и без того неудавшейся и корявой...
страшно решить, решиться.
Потому что пока ещё не в пустыне и не на льдине,
бритый, весёлый, бравый, со всей оравой,
и одиночества не страшится.
* * *

Какой-то тип. Живёт, сопит, косит,
вдыхает, выдыхает диоксид,
идёт к врачу, пьёт водку «Относит»,
опять идёт к врачу, поскольку глаз...
Кишечник... Уши (слышит крики «Слазь!»,
«Довольно!» «ПОжил!»)... Ощущает кожей,
как этот мир, который добрый, Божий,
стал злым, холодным. Пьёт. Но не сопьётся.
Изгнанник, отщепенец... Скалолаз –
наверх забрался и вот-вот сорвётся.

* * *

Не сказать, что живёт в ожиданье краха,
просто час неровён и на ровном месте...
сообщат из больницы дурные вести...
Хоть и знает, что из кудели пряха
не спрядёт и лишнего дня для праха,
но берёт лекарства за сто и двести,
чтоб не стало страха.
В тело втиснута, будто бы в тесный карцер,
чтоб оно не начало рассыпаться,
важно в кровь железо, а в кости кальций,
высыпаться.
Часто снится, а иногда не снится...
А в руке мобильник, журавль, синица...
Всё равно усни!
Раскисает, ездит, живёт, бодрится,
после всех стараний, забот, возни
всё ей в зеркале чудится, что за тридцать,
хотя к сорока восьми.
И следит, следит за своим здоровьем,
как в хозяйстве за серебром столовым,
словно каждый день у небес сворован,
а не прожит законно.
Как увязла в не слишком здоровом теле –
так жуёт диету, живёт суконно
во времянке или чужом отеле,
не на самом деле.