(no subject)

[lesnick]

Марина Палей: День рождения Иосифа Бродского (триптих)

* * *

Сын! Если я не мёртв, то потому
что, связок не щадя и перепонок,
во мне кричит все детское: ребёнок
один страшится уходить во тьму.

Сын! Если я не мёртв, то потому
что молодости пламенной – я молод –
с её живыми органами холод
столь дальних палестин не по уму.

Сын! Если я не мёртв, то потому
что взрослый не зовёт себе подмогу.
Я слишком горд, чтобы за то, что Богу
предписывалось, браться самому.

Сын! Если я не мёртв, то потому
что близость смерти ложью не унижу.
Я слишком стар. Но и вблизи не вижу
там избавленья сердцу моему.

Сын! Если я не мёртв, то потому
что знаю, что в Аду тебя не встречу.
Апостол же, чьей воле я перечу,
в Рай не позволит занести чуму.

Сын! Я бессмертен. Не как оптимист.
Бессмертен как животное. Что строже.
Все волки для охотника – похожи.
А смерть – ничтожный физиогномист.

Грех спрашивать с разрушенных орбит!
Но лучше мне кривиться в укоризне,
чем быть тобой неузнанным при жизни.
Услышь меня, отец твой не убит.

1967

* * *

Дм. Быков
апокриф

======================================
Алексей Парщиков
ЛИМАН

По колено в грязи мы веками бредём без оглядки,
и сосёт эта хлябь, и живут её мёртвые хватки.

Здесь черты не провесть, и потешны мешочные гонки,
словно трубы Господни, размножены жижей воронки.

Как и прежде, мой ангел, интимен твой сумрачный шелест,
как и прежде, я буду носить тебе шкуры и вереск,

только всё это блажь, и накручено долгим лиманом,
по утрам – золотым, по ночам – как свирель, деревянным.

Пышут бархатным током стрекозы и хрупкие прутья,
на земле и на небе – не путь, а одно перепутье,

в этой дохлой воде, что колышется, словно носилки,
не найти ни креста, ни моста, ни звезды, ни развилки.

Только камень, похожий на тучку, и оба похожи
на любую из точек вселенной, известной до дрожи,

только вывих тяжёлой, как спущенный мяч, панорамы,
только яма в земле или просто – отсутствие ямы.


КРЫМ

Посвящается симферопольскому поэту,
полузащитнику и правозащитнику
Александру Ткаченко

Ты стоишь на одной ноге, застёгивая босоножку,
и я вижу куст масличный, а потом – магнитный,
и орбиты предметов, сцепленные осторожно, –
кто зрачком шевельнёт, свергнет ящерку, как молитвой.

Щёлкает море пакетником гребней, и разместится
иначе мушиная группка, а повернись круче –
встретишься с ханом, с ним две голенастые птицы,
он оси вращения перебирает, как куча

стеклянного боя. Пузырятся маки в почвах.
А ротозеям – сквозь камень бежать на Суд.
Но запуск вращенья и крови исходная точность
так восхищают, что остолбеневших – спасут.