<...>
Помню, как в Самарканде я был приглашен принять участие в концертах после тиража выигрышей 3-го Крестьянского займа. Однако через несколько дней мне объявили, что мое участие в концертах автоматически отпадает, так как продолжение тиража будет в старом /84/ городе, где песни, исполняемые на русском языке, оказались бы непонятными для аудитории. Тогда я попросил перевести свои так называемые тиражные частушки на узбекский язык и уже на следующий день выступал в дуэте с Зингерталем, который исполнял две первые строчки частушки на русском языке, а я заканчивал их двустишием на узбекском языке. Это явилось неожиданностью для тиражной комиссии и, как мне казалось, приятным сюрпризом для слушателей. /85/
<...>
В мучительных поисках форм для новых куплетов я поневоле стал возвращаться иногда к испытанным приемам, бытовавшим на эстраде еще до революции — к старым мелодиям и припевам. Но, как это и должно быть, такие попытки не давали положительного результата. Я хотел, так сказать, наполнить старые мехи новым вином. Так были использованы припевы Зингерталя «Три раза в день», «Отсюда до сих пор» и т. п. Таким образом, я шел не от содержания к форме, а от формы к содержанию, и это было очевидной ошибкой. У зрителя получалось впечатление, что артист взволнован не пороками, бытующими еще в нашем обществе, а лишь стремлением во что бы то ни стало подогнать тему к готовой остроте, припеву, рифме. Искусственность такого приема была очевидна. /110/

(Набатов И. Заметки эстрадного сатирика. М.: Искусство, 1957).